Одним из центральных понятий теории привязанности является «объект привязанности», т.е. тот человек, к которому возникает привязанность. Для большинства людей таким человеком является мать, однако, кровное родство здесь не играет роли: при отсутствии биологической матери ее может заменить другой человек, способный установить отношения привязанности с ребенком. (1)
Джон Боулби выделяет «первичные и вторичные объекты привязанности». И если «первичный объект привязанности» удовлетворяет потребности ребенка и у него возникает чувство защищенности, то он без труда налаживает «вторичные привязанности» с другими людьми. Если же мать не удовлетворяет потребности ребенка в любви, защищенности и безопасности, он не сможет устанавливать вторичные привязанности с другими людьми, пока эти базальные потребности не будут удовлетворены.
Мери Эйнсвордт утверждает, что, «чем менее надежной является связь с матерью, тем больше ребенок склонен подавлять свое стремление к другим социальным контактам».(7)
Первичная привязанность возникает во второй половине первого года жизни. Хотя с первых недель младенец реагирует на воздействие матери, эти реакции фрагментарны, разрозненны и ситуативные, и лишь в 8-9 месяцев формируется мотивационно-поведенческая система, в центре которой находится определенная фигура, обеспечивающая защищенность и безопасность. После 7 месяцев младенцы тяжело и болезненно переживают разлуку с матерью.
Джон Боулби подчеркивал, что система привязанности имеет свою «внутреннюю мотивацию, включает две противоположные тенденции: стремление к новому, к опасности и поиск поддержки и защиты». (1) Он полагал, что система привязанности активизируется «при столкновении с опасным и неизвестным» и не работает в безопасной первичной обстановке. Соответственно, чем больше опасность, тем острее потребность в контакте с матерью и ее защите, а при отсутствии опасности возможно физическое отдаление от объекта привязанности. Отсюда следует, что, исследовательские и познавательные интересы ребенка отвлекают его от матери, а чувство страха и опасности возвращают к ней.(1)
Таким образом, основная функция объекта привязанности, поДжону Боулби, заключается не в удовлетворение врожденной потребности в любви, и не в удовлетворении физиологических потребностей ребенка, а в «обеспечении защиты и безопасности». Поэтому наличие привязанности является необходимым условием исследовательского поведения и познавательного развития ребенка. И в свою очередь, качество первичной привязанности, отражается на познавательной активности и исследовательской мотивации ребенка.
Джон Боулби пишет, что «теория привязанности считает потребность в близких эмоциональных отношениях специфически человеческой», подчеркивая центральную роль «отношений в развитии личности от начала и до конца». Эта потребность присутствует уже у новорожденного и сохраняется до конца жизни, составляя «один из базовых элементов человеческого выживания». (1)
Второй важный термин теории привязанности – «надежность», описывает уверенность индивида любого возраста в том, что защищающая и поддерживающая фигура будет доступна и досягаема.
Отношения привязанности, согласно данной теории, «регулируются мотивационной системой, которая развивается в младенчестве и объединяет человека с другими приматами». Эта система отслеживает пространственную близость и психологическую доступность более «сильного и мудрого» человека – объекта привязанности – и регулирует поведение привязанности по отношению к этому объекту. Пока ребенок чувствует себя комфортно, и объект привязанности «обеспечивает надежную основу» его действиям, он в состоянии развивать исследовательское поведение, или игру, или другие виды социальной активности. Когда ребенок испуган, его исследовательские цели уступают необходимости поиска спасения и защиты у объекта привязанности. «Теперь уже ясно, что не только маленькие дети, но и люди всех возрастов бывают наиболее счастливы и в состоянии максимально развернуть свои таланты, когда они уверенны, что позади них стоит кто-то, кому они доверяют и кто непременно придет на помощь, если возникнут какие то трудности». Тот, кому доверяют, обеспечивает безопасный тыл, на основе которого человек может действовать. (1, 9, 17)
К концу первого года жизни привязанность фиксируется на определенном лице, и в результате интериоризации отношений с ним складывается так называемая рабочая модель привязанности.(1)
За пределами периода младенчества, отношениями привязанности начинают управлять ментальные рабочие модели, которые ребенок конструирует из собственного опыта общения с главнейшими фигурами своего окружения в середине первого года жизни, используя свою привязанность и реакции значимого другого.
Эти рабочие модели выступают как «операбельные» модели своего «Я» и партнера на основе общей истории отношений. Они служат для «регуляции, интерпретации и предсказания поведения, мыслей и чувств значимого другого и самого индивида».(6, 3, 17)
«При условии надлежащего пересмотра в соответствии с изменениями окружения и собственного развития, рабочие модели позволяют осуществлять рефлексию и общение по поводу прошлых и будущих ситуаций и отношений привязанности, таким образом, облегчая формирование общих планов регуляции близости и разрешение конфликтов в отношениях» (1)
Рабочую модель Джон Боулби называет «глубинной структурой самосознания», хотя связь этой модели с сознанием весьма неоднозначна и сама она не осознается индивидом, но сквозь нее он воспринимает и осознает себя и окружающий мир.
В центре рабочей модели находится «модель себя и близкого человека, которые неразрывно связанны и взаимообусловлены». Ключевая характеристика «себя» определяется тем, «как меня воспринимает объект моей привязанности». В центре модели «Другого» — его принятие «меня» и эмоциональная поддержка.(1)
Согласно теории Джон Боулби рабочие модели «себя» и «Другого» возникают и развиваются в неразрывном единстве. Например, для обиженного и нелюбимого ребенка его «Я» выступает как незаслуживающий любви и внимания окружающих объект, а объект привязанности – как требовательный, все запрещающий и жестокий. (9,1)
Рабочие модели складываются на первом году жизни и обладают большой устойчивостью. С возрастом рабочие модели становятся все более привычными, устойчивыми и практически не поддаются сознательному контролю.
Таким образом, человек, который может рассчитывать на отзывчивость, поддержку и защиту со стороны своего объекта привязанности, способен свободно переключать свое внимание на другие заботы, такие как исследовательская деятельность или взаимодействие с другими.
Рабочая модель своего «Я» как компетентного и ценного выстраивается в рамках рабочей модели родителей как эмоционально доступных и одновременно поддерживающих исследовательскую активность. И напротив, рабочая модель «Я» как не имеющего ценности и некомпетентного является дополнением к рабочей модели родителей как отвергающих или игнорирующих поведение привязанности человека или препятствующих исследовательскому поведению.
Определяющей чертой ранних социальных взаимодействий ребенка может стать наличие определенного человека, к которому ребенок сильно привязан и отношения, с которым становятся прототипом всех его взаимодействий в будущем.
Внутренняя рабочая модель включает ожидания и представления субъекта о том, заслуживает ли он любви и насколько доступен объект привязанности, а так же о том, каким правилам надо следовать, чтобы достичь и удержать объект привязанности. Внутренняя рабочая модель, по сути, содержит ядерные положительные или отрицательные верования субъекта о себе самом, других и мире и выступает основой для построения отношений на протяжении всей жизни субъекта.
Поскольку внутренняя рабочая модель основана на прошлом опыте отношений, важнейшую роль в ее становлении играет система памяти.
Джон Боулби выделяет глубинную и семантическую память. Эти виды памяти являются дополнительными системами и играют разную роль в становлении рабочих моделей. «Глубинная память сохраняет образ и образцы поведения, которые постоянно повторяются в ситуациях взаимодействия», — пишет автор. Это некоторый «обобщенный образ поведения, который складывается на основе повторяющейся последовательности взаимодействий с близкими взрослыми». Поведенческая схема обобщает опыт отношений с матерью и закрепляет привычные формы поведения. Например, ребенок, как правило, радуется при звуках шагов матери.
В отличие от этой памяти, семантическая память, включает «обобщенные представления, о структуре отношений выраженные в вербальной форме». Это может быть информация, полученная от других людей, (например то, что говорят родители о своем отношении к ребенку и о его поведении), и собственные вербальные умозаключения ребенка. Очевидно, что семантическая память в отличие от глубинной памяти, работает и существует на уровне сознания.
Итак, рабочая модель является центральным и чрезвычайно важным понятием теории привязанности. В процессе взаимодействия с другими людьми и с миром человек конструирует рабочие модели важнейших аспектов этого мира, с помощью которых он воспринимает и интерпретирует разные события. (1, 17, 8, 4)
Качество привязанности – это понятие является центральным как для характеристики рабочей модели, так и для описания привязанности в целом. В основе этой характеристике лежит безопасность (или небезопасность), которую обеспечивает (или не обеспечивает) объект привязанности.
Роберт Бернс в своих работах обращает внимание на качество привязанности и подчеркивает важность «надежной привязанности в первых социальных контактах ребенка с окружающей средой». Он утверждал, что в большинстве случаев родители, оказывающие ему поддержку и обеспечивающие его безопасность, создают прочный фундамент для развития у ребенка позитивной Я-концепции, для формирования чувства уверенности и компетентности в социальном общении. (2)
Роберт Бернс описывает варианты материнской депривации, и подчеркивает, что социальная и эмоциональная депривация формирует у ребенка совершенно иной образ мира – враждебный, чуждый, неприветливый. «Для формирования полноценного члена общества, способного регулировать свою эмоциональную жизнь, и развития у него позитивной Я-концепции, необходимой в будущем для воспитания своих собственных детей, рядом с ребенком должен находиться хотя бы один взрослый человек-близкий, любящий и безоговорочно его принимающий».
Исследования Роберта Бернса, посвященные анализу воспитательной практике, свидетельствуют о том, что у детей, воспитывающихся вне семьи, в детских учреждениях, наблюдаются глубокие личностные отклонения. Для них характерна не только задержка физического и умственного развития, но и большая изоляция в социальной среде, сниженная способность вступать в значимые взаимоотношения с другими людьми, вялость эмоциональных реакций. Такой тип личности Джон Боулби определял как «без эмоциональный характер». Во многих проведенных им исследованиях было показано, что в результате смены ряда людей, которые заботятся о ребенке и к которым он привязывается, ребенок начинает себя вести так, «будто ни забота о нем, ни контакты с другими людьми, не имеют для него ни какого значения». Такой ребенок со временем «доверяет им все меньше и меньше, привязанность и любовь становится все слабее, у ребенка развивается эгоцентризм и незаинтересованность в эмоциональных взаимоотношениях». (2, 1)
О таких детях Роберт Бернс пишет: «Его контакты с людьми окрашены эмоциями агрессии и враждебности, ибо, не получая любви и тепла, очень трудно давать их людям». Агрессия служит также и для защиты Я-концепции, не получившей позитивного содержания и являющейся вследствие этого крайне уязвимой».(2)
Таким образом, развитие негативной Я-концепции и замкнутой, агрессивной личности является следствием неудач в формировании у ребенка надежной привязанности к родителям или людям, выступающим в роли родителей. У ребенка возникает, прежде всего, ощущение «отторгнутости, заброшенности», являющейся затем основой для формирования негативной Я-концепции. Это, в свою очередь, приводит к возникновению напряженности в отношениях с людьми и к уже вполне реальному неприятию человека.
В ходе такого взаимодействия «усиливается негативный характер отношения, как к самому себе, так и к окружению». Враждебность начинает проявляться буквально во всем – в установках, в словах, а порой и в действиях ребенка. «Контакты с окружающими становятся для ребенка источником постоянного внутреннего недовольства, фрустрации; другие люди ничего не дают ему и поэтому не заслуживают в его глазах ничего, кроме негативного отношения. Образ взрослого не ассоциируется у ребенка ни с теплом, ни с любовью и он не ждет от них подобных проявлений». (2)
Материнская депривация – явление достаточно актуальное и его анализ демонстрирует нам те особенности воспитательной ситуации, которые оказывают пагубное воздействие на развитие «образа Я» человека и приводит к неспособности строить отношения с другими людьми. (2, 10, 11) Джон Боулби в своих работах по проблеме материнской депривации утверждал, что необходимым условием сохранения психического здоровья детей является «наличие эмоционально теплых, близких, устойчивых и продолжительных отношений с матерью – таких отношений, которые обоим приносят радость и удовлетворение». (1)
Э.Г. Эриксон разработал теорию психосоциального развития человека, в которой развитие рассматривается как процесс интеграции индивидуальных биологических факторов с факторами воспитания и социокультурного окружения. По мнению Эриксона, человек на протяжении жизни переживает восемь психосоциальных кризисов, специфических для каждого возраста, благоприятный или не благоприятный исход которых определяет возможность дальнейшего развития личности.
Первый кризис переживается на первом году. Он связан с тем, удовлетворяются или нет основные физиологические потребности ребенка ухаживающим за ним человеком. В первом случае, когда потребности ребенка удовлетворяются, у ребенка развивается чувство глубокого доверия к окружающему его миру, а во втором случае, наоборот – недоверия к нему. (22)
Согласно эпигенетической теории развития личности Эриксона, развитие доверия знаменует собой первую ступень психосоциального развития. Именно на этой ступени младенцы узнают, могут ли они полагаться на тех, кто находится рядом с ними, и насколько надежно и предсказуемо их социальное окружение. По тому, как за ними ухаживают в младенчестве, дети узнают, заслуживает ли окружающий мир доверия и если их потребности удовлетворяются, если к ним относятся со вниманием и заботой и обращаются с ними последовательно, у малышей складывается общее впечатление о мире, «как о месте безопасном и достойном доверия» — писал Эриксон. С другой стороны, если мир противоречив, причиняет им боль, вызывает стресс и угрожает их безопасности, то дети научаются «ожидать от жизни именно этого и считают, что жизнь непредсказуема и не заслуживает доверия». (22)
Таким образом, Эриксон настаивал на том, что при уходе за малышом имеет такая особенность поведения матери, как ее «реактивность – частота и скорость ее ответа на сигналы ребенка об испытываемом неблагополучии любого рода». Постоянное и быстрое появление матери способствует становлению у младенца «решающего психологического приобретения первого года жизни – чувства глубокого доверия к окружающим людям и миру в целом».(22) «Доверие и чувство защищенности становятся той надежной базой, с которой малыш пускается в полные приключений экспедиции по знакомству с миром и где он моментально укрывается при малейших признаках опасности» — писал Эриксон.
